Продолжаем знакомить читателей c историческими источниками. Выносим из забытых закромов (а эта книга из серии, которая так и называется «Забытые книги») книгу, изданную в 1910г в Лондоне, под названием «Санкт – Петербург». Автор этой книги Георг Добсон в течение многих лет был корреспондентом лондонской газеты «Таймс» в Санкт-Петербурге. Книга показалась мне интересной тем, что содержит взгляд со стороны, и передает краткое, сжатое содержание истории возникновения и строительства города, и возможно, факты, еще не известные русскому читателю.
Отличие Санкт-Петербурга от всех европейских столиц
Начитает автор свою книгу с описания своего личного впечатления о городе на Неве:
«Хорошее представление об особенностях города и его окружения может быть передано читателю, если автор укажет их здесь в свете, в котором они впервые впечатлили его много лет назад.
Его внимание в первую очередь поразила просторность этого места, обширный масштаб, на котором Имперский город был заложен, и огромная трата земли, в которой Петр Великий посадил свой так называемый «Рай». Автор не мог не заметить красивый внешний вид главных зданий и чрезвычайную слаженность географического положения.
Был также вид относительной пустоты многих больших, открытых площадей и широких, длинных главных улиц, которые временами казались слишком большими для небольшого количества жителей, разбросанным по ним. После Лондона и Парижа он был похож на провинциальный город или огромную деревню, несмотря на дворцы и соборы. Самые большие здания казались подавленными большими окружающими их просторами. Непосредственное окружение знаменитого Исаакиевского собора показало поразительный контраст с окружением собора Св. Павла, который так позорно подрезан кирпичом и раствором на Ладгейт-Хилле.»
Хорошо иллюстрирует ситуацию в Лондоне (да, думаю, схожую и в других европейских городах того времени) французский живописен Гюстав Доре:
Ладгейт Хилл, пробка на улице, Гюстав Доре, 1872г
Возможно, слегка предвосхищая будущее? Сейчас, конечно, и в Санкт-Петербурге уже случаются пробки. Ну а в Европе они случились с изобретение первого автомобиля. Да что там автомобиля, в центре Амстердама, например, (который вроде как послужил прототипом Санкт-Петербурга?) полно улиц, где два велосипедиста то с другом могут разъехаться. Такие широкие улицы Санкт-Петербурга позволяли проводить военные парады, чего совершенно не предусматривала планировка европейских городов:
«Дома, построенные вокруг этого великолепного русского храма, находились на почтительном расстоянии от него. Военный смотр мог пройти перед ним без наименьшей трудности. В расположении улиц было легко увидеть, что город не строился стихийно, но имел регулярный план прямых линий, пересекающих друг друга по более или менее прямым углам. Этот план лучше всего виден на Васильевском острове, крупнейшем острове дельты Невы, и очень важной части Санкт-Петербурга.»
А возможно Петр 1 был провидцем и смог предугадать развитие городского транспорта в будущем? Которым даже 19-й век еще не являлся. Т.е. по сути, планировка строящегося Города предусматривала если не реалии 21-го века, то уж точно 20-го:
«Все казалось имеющим атмосферу новизны и современности. Белизна и светлые оттенки лепных фасадов домов, которые никогда не становятся черными, благодаря использованию в основном древесного топлива вместо угля, помогало укрепить это впечатление. Ни каких остатков старины.»
Копоти, значит, не было, и все сверкало белизной, потому что дровами топили. Но насколько я знаю, в том районе нет угольных месторождений. И ближайшее месторождение бурого угля расположено в Московской области. Интересно все-таки, сколько необходимо было дров, чтобы отопить большой город только одними дровами в течение долгой зимы и нескольких (по крайней мере, двух, с 17-го по19-й) столетий подряд? Учитывая, что деревья растут не так уж и быстро. И учитывая закон Российской империи, запрещающий использовать на дрова строевой и корабельный лес, а вдоль берегов рек вообще никакой:
Фрагмент из собрания законов Российской империи за 1715г.
Фрагмент из собрания законов Российской империи за 1719г.
1000 саженей – это более 2х км. Т.е. в радиусе 2х км вдоль берегов всех рек вблизи Санкт-Петербурга рубить вообще любой лес запрещалось. Можно было где-нибудь поглубже в чаще рубить, так оттуда еще как-то надо умудриться эти дрова вывезти. О балах вот много написали, а о том, как все эти помещения отапливались, где бы почитать.
«Автор в своих прогулках не видел никаких переполненных трущоб, ни узких, извилистых улочек и переулков, никаких блоков, стоящих на пути современных требований. Город, должно быть, проектировался с большими идеями относительно будущего роста его уличного движения, и хотя оно значительно увеличилось в бытность писателя, все еще имеется достаточно места для его дальнейшего развития. По-моему, был только один незначительный пример расширения улиц в Санкт-Петербурге для удовлетворения потребностей увеличившегося дорожного движения на протяжении всей его истории. Это произошло недавно, когда два или три моста через каналы были расширены, чтобы дать больше места для новых электрических трамваев.»
Добсон обратил внимание еще на одну особенность в строительстве Санкт-Петербурга. Он не застраивался из какого-то единого центра, расширяющегося равномерно во все стороны, как это обычно происходило в формировании городов. Но ключевые здания строились сразу в разных местах, порой на значительном удалении друг от друга:
«Когда Петр Великий приступил к строительству Санкт-Петербурга, он не довольствовался построением ядра лишь в одном конкретном месте, оставив его расширение обычным естественным путем. У него были разные учреждения, расположенные по обе стороны реки на огромных расстояниях друг от друга. Например, Александро-Невский монастырь был построен на одном конце Невского проспекта, примерно в трех милях от Адмиралтейства на другом конце, и потребовалось больше века, чтобы заполнить промежуточное пространство.»
Месторасположение Санкт-Петербурга
Так же удивлял Георга Добсона и выбор месторасположения города:
«Часто не одобряли, что Санкт-Петербург очень сильно удален от всех других крупных центров России, так же, как и от соседних стран. Он стоит далеко от всех других коммуникаций, как в России, так и на остальном европейском континенте. Он лежит на пути в никуда, в частности, за исключением, возможно, арктических морей. Что касается наземного сообщения, то Санкт-Петербург находится в самом неудобном и глухом конце России, который мог быть выбран для нее. Петр Великий, который только жаждал «морской силы», совсем не питал интереса к наземным маршрутам. Хотя он был только отдаленно или почти совсем не связанным с викингами, которые основали более древнюю российскую династию Рюриков, он, тем не менее, унаследовал и в какой-то мере возродил свое своеобразное пристрастие к кораблям и водным путям. Неудобства этой отдаленности Санкт-Петербурга из более старых центров «внутренних районов» упоминается русским писателем Нарышкиным следующим образом: «Государство, имеющее столицу на одном из его концов, подобно живому существу, у которого сердце было бы на кончике пальца.
Сегодня это возможно, не важно, учитывая развитие гоночных моторов и наше презрение к дистанции, и, тем не менее, это будет так, вероятно, в ближайшем будущем, когда дирижабли будут использоваться более широко; но нельзя не думать о том, что, если бы российская столица была размещена в несколько более доступном месте, это было бы лучше для внешнего мира, а также для России. Никто не может сказать, где еще она могла быть расположена, но все, похоже, согласны с неудобством ее нынешнего расположения. Возможно, было бы более полезным для жителей, если бы Петр начал строить город на милю или две дальше по реке Охте, откуда он заставил шведов уйти. Со всех сторон Санкт-Петербурга нет никаких других городов, имеющих какое-либо значение на протяжении сотен миль, ни на территории России, ни через российско-финскую границу в непосредственной близости. Тверь находится в 300 милях, а Москва – в 400 милях к юго-востоку; Вильно, бывшая столица Литвы, находится более чем в 400 милях к юго-западу; и Хельсингфорс, столица Финляндии – в около 300 милях к северо-западу. Если мы повернем на север, в этом направлении нет ничего, кроме Архангельска, еще на 600 или 700 миль дальше, и Северного полюса. Ближайшие города Новгород, Псков и Нарва, которые когда-то были столь важны в российской политике и торговле, уже давно погрузились в провинциальную ничтожность. Они когда-то вели обширную торговлю с западным миром и, по правде говоря, представляли собой реальное «окно в Европу» за столетия до того, как Петр Великий открыл свое окно на Неве. Первые два центра раннего русского самоуправления, Новгород и Псков, с известной памятью, были сокрушены и покорены Иваном Грозным на благо и возвеличивание Москвы. Все три города были впоследствии заменены новой столицей Петра.
Таким образом, Санкт-Петербург стоит, собственно говоря, посреди пустыни, окруженной болотами и лесами. Многие из этих болот все еще указаны на подробных картах как «Николаевские болота/ Круглые болота» и т. д. Балакириев, шут Петра Великого, описал положение новой столицы своего хозяина в следующей меланхолической мелодии: «На одной стороне море, на другой горе, на третьей мох, на четвертой ох».
Так автор книги описывает труднодоступность Санкт-Петербурга со стороны моря:
«Когда автор совершил свой первый визит в Санкт-Петербург морем, он считал, что последняя часть маршрута крайне неинтересна. Проход среди скал и островков финской стороны - восхитительный, но это опасный берег, и большие пароходы следуют на большом расстоянии от него в заливе.
В то время не было ни одного морского канала, позволяющего судам с глубокой осадкой безопасно подниматься по реке. В Кронштадте пассажиры должны были либо пересаживаться на русские речные суда, которые высаживали их у причалов города, либо из Кронштадта добираться до небольшого поселка Ораниенбаум, откуда они могли доехать до Санкт-Петербурга на поезде. Единственное изменение, произошедшее с тех пор – океанские пароходы могут заходить прямо в порт Санкт-Петербурга по Кронштадтскому каналу (Морскому каналу, построенному в конце 19-го века – прим. мое)»
Революционное значение Санкт-Петербурга
Добсон считает, что Санкт-Петербург занимает уникальное положение в смысле некой стартовой площадки для борьбы нового со старым, и Европы с Азией, местом революционных идей, изменивших ход истории. Сначала Петр 1, затем Екатерина II, Александр II все ближе приближали Россию к идеалам Запада. Что все-таки встречало сопротивление не только со стороны русского народа, но и со стороны некоторых представителей русского дворянства.
«Только благодаря великодушной решимости Александра II Россия была перестроена в шаблон, заимствованный у Запада. В этом процессе Санкт-Петербург был лабораторией всех введенных мер. Таковыми были освобождение крепостных, создание местного самоуправления, окружных и муниципальных советов, реформа судебных институтов и измененная свобода печати. Нельзя отрицать, что эти меры были радикально новыми и беспристрастными к великой массе русского народа. Поэтому многие русские ненавидели Санкт-Петербург, который, правда, был очень далек от России, любимой ими по истории и традициям. Последующий опыт, однако, доказал, что эти великие реформы постепенно принимались народом и что они в наибольшей степени способствовали национальному продвижению в цивилизацию (западную, разумеется –прим. мое).»
Сопротивление «вхождению в цивилизацию» продолжалось долго. Еще в 19-м веке накал его был силен – восстание декабристов, убийство царя Александра II и другие проявления:
«Некоторые энтузиасты того времени, которые выступали за ре-русифицирование России, даже дошли до того, что отправляли свои письма по почте, адресованные в Петроград, а не Санкт-Петербург, «град» или «город» - славянское слово для немецкого «burg». Немецкие имена, которые Петр Великий так любил давать всему, всегда были неприятны русским и раньше, и не очень нравятся русскому патриоту наших дней. Император Александр III сам был настроен против этой немецкой терминологии, и хотя он не изменил ни одного из имен, принятых Петром, он согласился вернуть университетскому городу Дерпту (ныне Тарту –прим. мое) его старое славянское название «Юрьев» и внести соответствующие изменения в имена нескольких других мест в прибалтийских провинциях.
Старые славянофилы 30-х годов и реакционеры при Александре III работали на те же старые идеалы, которые влияние Санкт-Петербурга грубо потрясло. Русское православие и нация были сильно ослаблены немецкой бюрократией Петра Великого, но самодержавие не было ослаблено.
Характер и достижения Петра Великого совершенно затмили славу своих предшественников на русском троне. Новая Россия, которую он открыл и которую он и его преемники навлекли на изумительное внимание в мире, вскоре заставили забыть старый порядок вещей в Москве. Оригинальность Петра как гения и политика затрудняла ассоциировать его работу с чем-то, что было до него. Старая полуазиатская Россия, похоже, сравнивалась с мифом и легендой. Царство Петра было настолько замечательно, что оно полностью затмило все, что находилось до него, и, казалось, полностью отделило его от истории прошлого. Это было особенно актуально в отношении прошлой жизни региона, в котором он основал Санкт-Петербург.»
Уже давно замечена тенденция: если Запад хвалит какого-то правителя/политика, значит, он хорош для Запада, но плох для России. И наоборот. Как дополнительная лакмусовая бумажка для простого русского человека, чтобы определиться в потоке лжи. Насчет полуазиаткой России, как я поняла из этой книги, граница между Европой и Азией, в представлении европейцев, проходила до Петра 1 не по Уральским горам, а по границе Московии с Речью Посполитой. И возможно, это можно увидеть на старинных картах.
Отступление 1: Карта Фра Мауро
Карта Фра Мауро является одним из самых ранних относительно подробных изображений этих территорий. Но она расположена вверх ногами и на ней мало что понятно:
Фрагмент карты Фра Мауро 1459 г.
Четко читается Рига. Nuono Grado – Великий Новгород? Я обвела его красным кружком. Он стоит на какой-то мощной реке. Судя по тому, что она впадает в Черное море, это Днепр. И слева от Новгорода много городов, но их названия лично мне ничего не говорят. Могу прочитать Bona (?) и чуть дальше влево Alana, Noagra, Adosebouta (?), Dusma (?). Чуть выше Новгорода расположен Candach и влево от него Trachia. Какой-то очень большой город Lechi, и расположен он, видимо, на реке Дон, судя по тому, что впадает она в Азовское море. Есть на Дону сейчас город Лиски, взявший название от села Лыски, в 600 км южнее Москвы, но вряд ли это он. А вдоль Волги надписью «Grando SARAY»(Большой Сарай) объединен целый каскад городов на территории с названием «Тартария»:
Фрагмент карты Фра Мауро 1459 г.
А ниже в петле р. Волги город или область, вероятно, Амазония? Многие древние авторы описывают страну амазонок, но размещают ее в районе Кавказских гор, ближе к Каспийскому морю. Могу прочитать название «Танай». Танаем звали когда-то короля готов или скифов. Готский историк 4-го века Иордан рассматривал готов как скифов и часто не различал их. Он утверждал так же, что река Танаис (ныне Дон) была названа в честь «Тануса», родового короля Скифии. Карту целиком в большом разрешении можно посмотреть здесь
Предыстория строительства Санкт-Петербурга
Но почему все-таки именно это место выбрал Петр 1 для новой Российской столицы? Автор пытается это объяснить.
«Положение дел на берегах Невы до периода Петра Великого не привлекало к себе внимания Англии по очевидным причинам. Это вопрос, было ли там вообще известно об этом месте. Балтика была почти шведским озером, и другие моряки туда не допускались. Первое общение Англии с древней Россией и Московским правительством проводилось почти исключительно через более отдаленный северный порт Архангельска. Именно в этом месте Россия была случайно обнаружена англичанами в 1553 году, когда Ричард Ченслер заблудился в Белое море, пытаясь проложить северо-восточный путь в Китай. Вместо нового пути в Китай это неожиданное открытие открыло новый морской путь в Россию. Тогда шведы держались в Балтийском море и пытались помешать нам торговать напрямую с Россией этим путем. Поляки, как и шведы, выступали против всей торговли, особенно английской торговли с Россией в Прибалтике и Финском заливе, и в то же время они старались не допустить расширения России в сторону открытой воды в этом направлении. Их политика заключалась в том, чтобы подавить своего великого московского соседа и держать его как можно дальше от западного мира.
Короли Швеции и Польши оба были рассержены на Англию из-за помощи, оказанной русскому царю посланцами королевы Елизаветы и английскими торговцами в Москве. В 1569 году поляки захватили некоторые английские корабли на их пути в Нарву, и король Сигизмунд впоследствии объявил войну против Англии, не обращая внимания на его протесты. Таким образом, доступ к России через Балтику был чрезвычайно сложным для английских «торговцев-авантюристов» тех дней, и поэтому торговля с Москвой осуществлялась почти полностью за счет длинного и обходного маршрута вокруг Нордкапа (мыс в Норвегии). Они никогда не пытались, по-видимому, проникнуть дальше в Россию морем через Финский залив, поскольку Балтийское море было почти шведским озером, Финский залив, вероятно, также.
Когда на Неве появился Петр Великий и сокрушил морскую силу Швеции, казалось, что история этой почти неизвестной части России только началась. В связи с этим считалось, что Санкт-Петербург был основан посреди совершенно необитаемых болот и лесов. Это справедливо только в отношении существования этих болот и лесов, но не в отношении отсутствия населения. Вся местность, охватывающая территорию, большую, чем территория Соединенного Королевства (Англии –прим. мое), была и остается в значительной степени болотистой. И это, по-видимому, было преимуществом в одном отношении, поскольку болота и леса охраняли Старый Новгород в 120 милях к югу от Санкт-Петербурга против орд тартарских всадников, когда они захватили и опустошили остальную Россию. Весь район озер этой части Северной России по сути является неотъемлемой частью прилегающей «земли тысяч озер», которая является самой водяной страной в мире. Его прекрасная система озер полностью отвечает этой поэтической оценке, но ее родное имя, Суоменмаа (Болотный регион, прозвище Финляндии), не так привлекательно. Поэтому не может быть сомнений в болотистом характере Санкт-Петербурга. Но это не помешало ему стать местом обитания человека задолго до того, как на сцене появились шведы или москвичи. Одна из самых жестоких человеческих рас, финны, поселилась здесь в очень отдаленные времена и дала финские имена каждой части дельты Невы.»
Интересно, автор несколько раз почти подряд упомянул о том, что Санкт-Петербург был построен в болотистом месте. Как будто пытаясь в этом убедить. Но разве кто-то в этом сомневался? Место это было хоть и болотистым, но все же обитаемым и, главное, хорошо защищенным против набегов тартар. Хотя, учитывая, что новгородцы все-таки платили им дань, то болота не являлись серьезным препятствием для уникальных тартарских лошадок?
«Новгород не подвергся монгольскому нашествию; хотя он и платил дань Орде, но сохранил уникальные памятники древнерусской архитектуры домонгольского периода и был единственным из древних русских городов, избежавшим упадка и дробления в XI—XII вв.» (Новгород Великий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона)
Позволяющие грозным тартарам добираться до самых защищенных мест, разрушая все на своем пути. Хотя в результате более всего разрушенными почему-то оказались именно те территории, на которых проживали сами тартары. Не о городах ли, изображенных на карте Фра Мауро, идет как раз речь?
«Петр Великий переименовал все эти места, изменив финские имена на русские. Этот факт сам по себе доказывает, что жители Санкт-Петербурга никоим образом не были первыми обитателями Невы. Что сделала болотистая местность с несокрушимым финном? Само его имя, «Обитатель болота» (Суомалайн), казалось, утверждало предпочтение этому месту. Его сила сопротивления нездоровым последствиям местных условий, которые впоследствии способствовали уничтожению многих жизней в Санкт-Петербурге, была частью его прежней репутации. В конце концов, несмотря на неблагоприятные условия этой местности, финны стали одной из главных причин, побудивших другие народы Северной Европы стремиться получить опору на берегах Невы. В погоне за этой целью русские новгородцы и шведы следовали за финнами в эти места. Они построили здесь замки и основали поселения, которые несколько раз переходили между ними во время длительной борьбы за постоянное владение.
В самые ранние времена, имеющие записи об этой части России, Нева служила артерией торговли между Европой и Азией. Вся территория, через которую протекает эта река, была частью территории Новгорода, называемой «Водьский пятый».
Т.е. не смотря на то, что поляки и шведы не пускали русских к выходу в Балтийское море, как писал автор выше, сообщение и обмен товарами между Европой и Россией по этому морю все-таки существовали. Автор ничего не упоминает об Ивановских порогах, видимо, они не были серьезным препятствием в прежние времена?
«Ивановские пороги – 2-х км участок Невы между устьями рек Святки и Тосны. В дне реки выступают известняки; здесь много подводных гряд и камней. У мыса Святки самое узкое место Невы - 210 метров. Здесь поток движется со скоростью до 4 метров в секунду (такой скоростью течения обладают далеко не все горные реки). Несмотря на проводимые работы по расчистке фарватера (в 1756 и 1820 годах), до последнего времени Ивановские пороги были значительным препятствием для судоходства. Проведённые дноуглубительные и взрывные работы позволили существенно углубить фарватер и уменьшить скорость течения воды.»
Ганзейский союз
Осуществлялась торговля между Европой и Азией с помощью мощного экономического и оборонительного союза под названием «Ганза».
«Город Новгород был разделен в административных целях на пять секторов, каждый из которых имел прилегающую к нему территорию. «Пятый» был назван по имени одного из трех племен коренных жителей финской массы, называемых ижоры, карелы и водь, которые жили вдоль берегов Невы. Их имена были идентичны названиям районов, в которых они жили, и два из этих имен, Ижора и Карелия, существуют в настоящее время. Этот «Водьский Пятый» простирался от Ладожского озера, вдоль левого берега Невы и берега Финского залива в направлении Ревеля (ныне Таллин – прим. мое), а на правом берегу реки и северного берега залива, до маленькой реки Сестра, которая теперь известна фешенебельным морским курортом по имени «Сестрорецк», примерно в 18-и или 20-и милях от Санкт-Петербурга.
Согласно арабским и персидским летописям, в период наших саксонских королей в Англии, персы и даже индусы получали товары с запада по этому торговому маршруту. Эти товары либо выгружались в устье Двины, либо привозили в Новгород водным путем, теперь под управлением Санкт-Петербурга, откуда они переправлялись по Волге на восточные рынки. Доказательства этого древнего движения между Востоком и Западом были выявлены в открытиях крупных скоплений саксонских и арабских монет, выкопанных в нескольких местах в устье Невы и на берегах Ладожского озера. Нестор, патриарх русской литературы (11-й век), писал, что «Нева служила средством общения между народами Запада и Новгорода через Волхов; по Неве они отправились в Варяжское море и по этому морю в Рим » (Варяжское море – это Балтийское море, а Римом, видимо, тогда называлась Европа -прим. мое). Это было тогда, когда русские по-прежнему находились в хороших отношениях с варягами или скандинавами, чьих князей они когда-то пригласили прийти и властвовать над ними. Позже русские и шведы начали ссориться, из-за усилий обоих народов добиться зависимости финнов. Похоже, что новгородцы начали конфликт, сделав себя хозяевами части Южной Финляндии. И поэтому русские вступили в долгий ряд военных конфликтов с потомками своих бывших друзей и помощников, варягов, которые длились не менее шести веков.
Когда Ганзейская лига начала процветать, по каналам Невы и Волхова производилась существенная торговля с «Суверенным Великим Новгородом», как этот город был затем назван его независимыми гражданами. Этому способствовали ганзейские города, имеющие прямое водное сообщение с Новгородом через Финский залив, Неву и Ладожское озеро, в которые впадает Волхов. На стыке Волхова с озером, по-видимому, был город или поселок, с гостевыми домами и хранилищами, принадлежащими российским и немецким купцам.»
Карта Ганзейского союза, показывающая основные ганзейские города
Определение Ганзейской лиги или Ганзейского союза:
«Ганзейская лига была коммерческой и оборонительной конфедерацией торговых гильдий и их рыночных городов. Выросшая из нескольких северо-германских городов в конце 1100-х годов, лига стала доминировать в Балтийской морской торговле на протяжении трех веков вдоль побережья Северной Европы.
«Ганза» было среднеевропейским словом для колонны (каравана), и это слово применялось к связкам купцов, путешествующих между ганзейскими городами, будь то по суше или по морю.»
Военные баталии на месте будущего Санкт-Петербурга
Связь Европы с Россией с незапамятных времен осуществлялась через Новгород. А место, в котором позже был построен Санкт-Петербург, было хоть и пустынным, но довольно бойким в смысле военных баталий. Хотя эти места были хорошо защищены от набегов с Востока (по словам автора), но совершенно не были защищены от набегов с Запада. И болотистые места совсем не мешали закованным в тяжелую броню рыцарям скакать по кочкам на таких же закованных в броню лошадях. Так в 1143 году шведы там напали на русских, но были отбиты. И впоследствии битвы происходили периодически:
«В 1223 году папа Иннокентий III убедил короля Дании Вольдемара II проПубликации свои войска через Эстонию и построить замок в Нарве, на реке Нарове. Затем пришли тевтонские рыцари и братья меча (или орден меченосцев,немецкий католический духовно-рыцарский орден –прим. мое) , которые также пытались завоевать регион Невы. Борьба с этими немецкими незваными гостями происходила в юго-западной части нынешней провинции Санкт-Петербурга и продолжалась около 400 лет. В конце концов, их владения в прибалтийских провинциях были разделены между шведами и поляками.
Явной целью этих немецких и ливонских рыцарей было распространение христианства с помощью меча среди «балтийских язычников и русских раскольников», и их пример сопровождался большим энтузиазмом со стороны шведов. В настоящее время странно думать, что Россия, которая была большим защитником христианства против диких язычников из Центральной Азии, сама была жертвой религиозной войны от рук западных христиан. Священный крестовый поход был фактически направлен против «языческих русских» по приказу Папы Римского, переданного в Буле архиепископу Упсала в 1237 году. Папа Григорий IX обещал отпущение грехов и вечное блаженство всем, кто принимал участие в этой войне, и в течение двух лет готовились к нему. Во всех церквях проповедовались захватывающие проповеди, и священники указывали на комету, появившуюся в то время к востоку от Швеции, как знак Всемогущего, указывающий направление, которое должны принять крестоносцы. Большое количество добровольцев было завербовано со всех сторон, и искатели приключений всех видов были вынуждены вступить в ряды. Шведы взяли с собой также многих норвежцев и финнов, а также многих священников, в том числе нескольких епископов. Главой экспедиции был знаменитый Ярл Биргер, зять короля Швеции Эрика. Как будто они маршировали против неверных и «очень плохих» турок, шведские полки приступили к пению гимнов, в то время как их священники держали крест и наделили благословение Церкви. Шведские военные корабли отправились в Абу, затем в столицу Финляндии, а оттуда, в Финский залив, в Неву.»
Т.е. они собрались всей Европой и ринулись в безлюдное место воевать с православными христианами так, как будто они были неверными «турками» (тартарами?). И самая знаковая битва произошла как раз на месте будущего Санкт-Петербурга:
«Намерением Ярла Биргера было сначала атаковать Ладогу, а затем захватить Новгород и обратить русских к латинизму. Он высадил свои войска в устье Ижоры, притока Невы,где в древние времена был процветающий город или поселение в связи с ганзейской торговлей. Это место находится всего в 15-и милях от реки Невы над Санкт-Петербургом. Из этого прекрасного места Ярл Биргер отправил наглый вызов великому князю Александру Ярославовичу, который тогда был избранным новгородским князем. Князь Александр сразу отдал приказ собрать все имеющиеся войска и поспешил к старому собору Святой Софии, где он был окружен толпой тревожных и плачущих граждан. Он долго и горячо молился перед алтарем, прежде чем отправиться против врага. Религиозная основа этой кампании особенно повлияла на патриотические настроения и задор россиян.
Русские войска приближались к лагерю шведов в устье Ижоры, без всякого подозрения со стороны шведов в их приближении. Не было никакого представления о том, что русские так быстро двигались, и Ярл Биргер и его люди спокойно отдыхали после долгого плавания. Их уверенность была, по-видимому, настолько велика, что они не стали посылать разведчиков или проводить прощупывание местности. И внезапно оказались атакованными в самом центре своего лагеря утром 15 июля 1240 года. Так внезапно и так яростно было нападение русских, что многие из крестоносцев не успели оправиться и бежали за убежищем к своим лодкам. Сам великий князь пытался вступить в бой с Биргером и нанес ему такой удар в лицо, что, согласно русской летописи, он «установил свою печать на физиономию шведского командира». Чудеса отваги записаны русскими об этом событии. История сохранила имена многих, кто использовал свое любимое оружие, топор, с ужасным эффектом для врага, и других, которые прыгнули в воду в погоне за отступающими шведами и убивали их в их лодках. Шведские и норвежские крестоносцы были полностью разгромлены. За этот подвиг великий князь был канонизирован под именем святого Александра Невского.
Одна из первых вещей, которые Петр I посчитал своим долгом сделать, когда он начал строить Петербург, состояла в том, чтобы назвать святого Александра Невского святым покровителем его новой столицы и построить великолепный монастырь, чтобы поместить туда останки святого. Это известная Александро-Невская лавра, находящаяся на одном конце Невского проспекта, недалеко от левого берега Невы, и всего в нескольких милях от места, где была достигнута знаменитая победа. Получив хорошие новости, новгородцы с радостью воскликнули, что «римляне были побеждены и опозорены». Этим, конечно же, они указывали на участие Римско-католической церкви в этом походе, и это ясно показывает важность религиозного элемента в этом событии. Теперь шведы и немцы взяли на себя обязательство обратить русских в римский католицизм силой оружия.
Однако эта великая победа только задержала шведов на какое-то время. Между тем русские были окружены другими врагами, тевтонскими рыцарями, захватившими Псков, «младшую сестру Новгорода» и другие места на территории России. Эти крестоносцы тоже скоро были бы на Неве, если бы новгородцы не пошли против них в 1284 году и не уничтожили их крепость в Корпоре.»
Очевидно, имеется в виду Копорская крепость, которую построили вроде как не шведы, а рыцари Ливонского ордена, но деревянную, а каменную крепость строили на этом месте уже русские в 13-м веке, отбив ее у немецких рыцарей. Правда, потом ее не раз захватывали шведы. Находится она на юго-западе Ленинградской области, на краю Ижорской возвышенности, в селе Копорье, в 12 км к югу от Финского залива.
«В 1300 году шведы, которые тогда были сильными в Финляндии, основали замок Выборг и снова появились на Неве. На этот раз они попытались создать укрепленную позицию, которую они назвали «Landskron» или «Короной Земли», на берегу реки, у выхода из речки Охты. Но строительство не продолжилось долго, так как в следующем году крепость была полностью разрушена князем Андреем, сыном Александра Невского. Это была первая попытка создать шведский город в пределах нынешней российской столицы."
Выборг – вроде такое русское название? Почему шведы его выбирают? Хотя, вполне вероятно, что раньше вся Европа говорила на одном языке. Или это лишь созвучие и Выборг это Wiburg – Ви-город. В плане его лежит крепость-звезда. Как у многих старинных городов, независимо от их месторасположения.
План Выборгской крепости. «Атлас крепостей Российской империи», 1830 год
Русские не стали отставать от шведов, и построили свою крепость у истока Невы, назвав ее Орешек:
«Чтобы иметь возможность оказать большую поддержку этим постоянным посягательствам, русские в 1323 году построили крепость на Ладоге на небольшом острове в месте, где Нева вытекает из озера. Они назвали ее именем острова Орехов или Орешек, потому что остров был похож по форме на лесной орех. Это укрепление истока Невы несколько встревожило шведов, и королю Магнусу было предложено послать послов для заключения мира. Но в 1384 году тот же король не только возобновил войну, но и сам вошел в Неву во главе шведского флота и предложил жителям этого района выбрать между смертью и принятием римско-католической веры. Шведский король захватил Орешек, переименовав его в Noteburg. Но вскорости после того, как он вернулся в Швецию, крепость была возвращена новгородцами, а 800 воинов шведского гарнизона были убиты или ранены.»
Крепость Шлиссельбург из "Атласа крепостей Российской империи"
«В 1411 году Орешек/ Noteburg, был захвачен шведами во второй раз и удерживался ими более ста лет. Еще раз он стал русским, а затем еще раз шведским. Наконец, в конце 16-го и в начале 17-го веков обстоятельства стали особенно благоприятными для шведов. Новгород потерял независимость от Москвы, и национальная власть России была сильно ослаблена мятежом и соперничеством за владение престолом. В этой ситуации король Швеции Карл IX. даже помог русским в их трудностях, отправив армию против ложного Димитрия и поляков, которые поддержали этого претендента. За эту услугу россияне обещали принять младшего сына Карла в качестве своего царя, но эта честь никогда не была дарована.»
По-моему, дело обстояло несколько иначе, чем это описывает Георг Добсон. Во-первых, Дмитрий мог быть не таким и лже, а являться на самом деле представителем рода Рюриковичей и иметь вполне законные права на русский престол, в отличие от весьма сомнительных прав Романовых. А во-вторых, не верится, что шведы сами не мечтали бы занять это место. Подробно происходящие тогда события описывает Алексей Смирнов в своей книге «Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени», ссылаясь на 85 отечественных и зарубежных источников.
«Во время этого так называемого Смутного Времени, или периода беспорядков, шведы воспользовались возможностью укрепиться на Неве и Ладоге. После того, как первый Романов был избран на престол, они были подтверждены во владении Столбовским мирным договором, заключенным 27 февраля 1617 г. в деревне Столбово, близ Ладоги. Была снова война с московитами, но, в конце концов, шведы остались хозяевами ситуации на Неве вплоть до появления Петра Великого.
После падения Новгорода как независимой единицы, московские цари приняли меры по колонизации подчиненных этому республиканскому городу районов. Шведы сделали то же самое, особенно после Столбовского договора, когда все земли бассейнов Невы и Ижоры были официально включены в шведскую провинцию Ингрия или Ингерманланд. По этому договору русским дворянам, монахам и другим субъектам царя на уступленных территориях разрешалось покинуть их в течение двух недель, если они того пожелают. Все русские, оставшиеся после этого короткого уведомления, попадали под шведскую корону. Тем не менее, многие из них продолжали переходить в Московию долгое время спустя, на что шведы жаловались. В октябре 1649 года царь Алексий Михайлович, отец Петра Великого, обязался заплатить Швеции за беглых русских и пообещал больше не принимать их. Совершенно очевидно, что религиозная неприязнь была причиной этого бегства, поскольку Швеция не прекращала обращать в свою веру, хотя она прекратила крестовые походы и стала приверженцем протестантизма.»
На том месте, где шведы в 1300 г. основали свой «Landskron» (Корону Земли), в начале 17-го века они опять построили крепость, названную Ниеншанц (мне явно слышится в этом названии «Новый шанс»):
«Самым важным предприятием шведов на Неве в это время было, несомненно, создание Ниеншанца, или Nyenskantz, теперь «Охта» в устье маленького притока Невы, несущего это имя. Это произошло по предложению известного шведского генерала Де ла Гарди, чьи потомки в конце концов поступили на российскую службу. Небольшая крепость была впервые построена на правом берегу Невы в 1632 году,и вскоре по соседству вырос небольшой, но процветающий город. На том же месте было русское коммерческое поселение до 1521 года, когда оно было разрушено морскими пиратами. В гораздо более раннее время Ландскрон, первая попытка шведского поселения здесь, также была расположена в этом месте. Сегодня тот же самый участок занимает многолюдный и важный пригород Санкт-Петербурга под названием Большая и Маленькая Охта. Напротив него, на левом берегу Невы, находится Смольный, со своим прекрасным собором графа Растрелли и Институтом для дочерей дворянства. Недалеко от Смольного института находится Таврический дворец, резиденция государственной Думы, первоначально особняк знаменитого любовника и генерала Екатерины, князя Потемкина, завоевателя Крыма.»
Расположение этой крепости на месте будущего Санкт-Петербурга:
План местности, занятой впоследствии Петербургом. Составлен в 1698 комендантом крепости Ниеншанц Авраамом Крониортом, перевод Ц. И. Шварца, 1737 г
Смольный получил свое название от располагавшегося в этом месте русского поселения сборщиков смолы:
«В 17-м веке Смольный был колонией русских перегонщиков смолы, от которых он получил свое название. Колония подчинялась Нюеншанцу.
Эта местность в допетровские времена была чем-то большим, чем пристанищем нескольких финских рыбаков. Прежние писатели, которые описывали его таковым, по-видимому, не были ознакомлены со всеми историческими данными по этому вопросу. Здесь не было недостатка в рыболовах, это очевидно, и невский лосось был знаменит; но было также процветающее коммерческое предприятие, которое вело значительную торговлю с Любеком и Амстердамом. Например, летом 1691 года более 100 иностранных судов выгрузили свои грузы на Неве, товары, вероятно, были отправлены по реке Волхов в Новгород. Есть также свидетельства того, что коммерческое сообщество Нюеншанца было богатым, если мы можем судить по тому факту, что один из его торговцев, по имени Фрелий, смог предоставить большую сумму денег Карлу XII для его войны против России.»
Непонятно, правда, как эти суда смогли войти в устье Невы? Ранее этот писатель писал о том, что океанические суда могли доходить только до Кронштадта. А далее необходимо было пересаживаться на местные речные суда, чтобы попасть в Санкт –Петербург. Хотя, с другой стороны, как-то же заходили они в Амстердам и выходили из него?
Отступление 2: Морской порт Амстердама
Дело в том, что до того как в 1824 был прорыт Северный морской канал, соединивший Амстердам напрямую с Северным морем, попасть в него можно было только через Ваддензей (Грязевое море). Получившее свое название из-за того, что оно приливное-отливное и два раза в стуки оно почти полностью уходит, обнажая дно и оставляя лишь небольшие ручейки -протоки, и два раза в сутки опять возвращается. Так это выглядит на спутниковом снимке во время отлива (синий цвет – это вода, голубой – песок):
Satellite photo of the Wadden Sea
Таковым был проход до самого Амстердама, пока в 1933 не построили Афсляютдайк (Закрывающую дамбу – на фото она видна в виде прямой линии), сделавший глубокий залив Ваддезея (Waddenzee) внутренним озером, и прекративший отлино-приливное движение воды в этом районе. Вот так это выглядит сейчас:
Коричневая линия, проведенная через море – это и есть Закрывающая дамба. Позже поострили еще одну дамбу, перегородив внутреннее море пополам (синяя линия на схеме). А раньше дело обстояло примерно так в районе самого Амстердама (не все время, а лишь 2 раза в сутки):
Waddenzee во время отлива
Считалось, что именно поэтому Амстердам, как портовый город, стал процветать: он был хорошо защищен со стороны моря именно своей труднодоступностью. Ведь пройти по такому морю мог только очень опытный капитал, хорошо знающий эти места. Учитывая небольшую глубину (около 3-х метров в мелких местах во время прилива) и сильное течение, причем меняющее свое направление два раза в сутки на прямо противоположное.
Решающая битва
«На шведских картах 1670 года около 45 деревень и ферм показано на территориях, занятых ныне Санкт-Петербургом. В окрестных лесах были хорошие пастбища, обилие водоплавающих птиц и множество крылатой и четвероногой дичи. Шведы охотились здесь тогда на лося, как это все еще делают русские, в непосредственной близости от Санкт-Петербурга. Один обширный заповедник, принадлежащий шведскому дворянину, обогнул ту часть реки, которая сейчас является Дворцовой набережной, а домик охотника был недалеко от особняка княжны Салтыковой, в настоящее время занятой британским посольством.»
И все-таки не сразу Петр 1 решил строить свою новую столицу именно в этом месте. Сначала он попробовал захватить Нарву. Но почему-то не получилось?
«Таково было положение вещей на Неве, когда Петр Великий начал обращать свое серьезное внимание в этом направлении. Великий реформатор вернулся из своих исторических визитов в Англию и Голландию, подавил мятеж в Москве и предпринял безуспешную попытку вырвать Нарву из рук шведов. Теперь он решил атаковать Нотебург (Орешек) и Нюеншанц и получить контроль над Невой.
Нарва и Ивангород на карте Ленинградской обл.
Сразу после поражения в Нарве Петр приступил к подготовке к очередной кампании с необычайной энергией и изобретательностью. Просто удивительно, чего он сам достиг и чего он заставлял достигнуть других так быстро, учитывая состояние страны и людей в то время. Окрепли оставшиеся в живых после поражения в Нарве, собрались свежие рекруты со всех сторон, были построены корабли, сотни пушек отлиты из колоколов, взятых из церквей и монастырей, а религиозные службы, занимавшие раньше так много времени, были приостановлены, чтобы позволить священникам и монахов принять участие в одной поглощающей задаче часа.»
Затем Петр отправляется с пятью батальонами войск в Архангельск.
«По прибытии в Архангельск Петр стал свидетелем запуска двух небольших фрегатов, которые он назвал «Святой Дух» и «Курьер». Затем он их вытащил по суше из Онежского залива (Белого моря) в северный конец Онежского озера, где они были спущены на воду и отправлены по реке Свирь в Ладожское озеро. Для этой цели с огромными усилиями была проложена дорога, длиной в несколько миль (260км – прим. мое), через густые леса и болота; и задача по перемещению этих судов по настилу из круглых бревен и предотвращению стесывания днища была чрезвычайно сложной. Фактически, видя препятствия, представленные пнями срубленных деревьев, нелегко понять, как это было достигнуто. Петр участвовал в этом волоке как обычный солдат или рабочий, все время отправляя приказы в Москву и Новгород.»
Этот маршрут был назван «Осударевой дрогой»:
И это событие было отражено в живописи:
Суриков В. И. «Петр I перетаскивает суда из Онежского залива в Онежское озеро в 1702 году», 1872
«До того, как Петр смог добраться до Ладоги, шведская эскадра на этом озере была разбита полковником Тиртовым с флотилией казачьих лодок. Шведский адмирал Нуммерс отступил в Выборг с потерей пяти кораблей и 300 человек, оставив воды Ладожского озера во владении россиян.
Петр добрался до Ладоги в конце сентября 1702 года и там встретил фельдмаршала Шереметьева с армией в 12 000 человек из Новгорода. Предыдущий план царя атаковать Нотеберг (Орешек) по льду прошлой зимой был отменен из-за очень необычной оттепели. Город Ладога сдался без какого-либо сопротивления, но осажденный гарнизон в Нотеберге хорошо сражался под командованием своего коменданта Шлиппенберга. Обстрел проводился яростно в течение одиннадцати дней. 11 октября, когда в крепости разразился большой пожар, а осажденные стены были опустошены осаждающими, шведы опустили свой флаг, а русские снова стали хозяевами их старой цитадели Орешек. Только 83 шведа остались без повреждений. Русские потеряли в этой осаде 564 офицеров и солдат, а 938 получили ранения. Расходуемые ими боеприпасы составляли 15 196 пушек, бомб и ручных гранат и 72 тонны пороха.»
Не знаю, много это или мало, но меня удивляет, почему такие же усилия не были применены к захвату Нарвы? Возможно, если бы во взятии Нарвы участвовало такое количество солдат, пушек и пороха, тогда и ее взять бы получилось?
«Ключ крепости, который был передан шведским комендантом, был пригвожден приказом Петра к вершине главного бастиона, а Орешек был переименован в Шлиссельбург, от немецкого слова «шлюссель» (ключ). Этим ключом Россия снова открыла для себя дверь в Прибалтику.
Петр вернулся с победой в Москву для зимовки и вернулся на Ладогу весной 1703 года, чтобы подготовиться к захвату Нюеншанца. В конце апреля войска Шереметьева были в состоянии приблизиться к крепости Ниеншанц посуху, под прикрытием леса. Сам царь прошел перед крепостью по реке, на 60-и лодках, заполненных солдатами, под тяжелым огнем с бастионов. Его целью было перехватить любую помощь шведам, которая, возможно, прибудет в устье Невы из Выборга. Питер высадил эти войска на острове Вити-сарари, теперь Гутуевский, и сразу же вернулся в лагерь Шереметьева.
Покорить Ниеншанца было нетрудно. Гарнизон состоял только из 800 человек, и после однодневной бомбардировки шведский комендант Аполлоф согласился на переговоры. 1 мая ему и его людям было разрешено уйти в Выборг, и русские овладели тем, что оказалось ядром современного Санкт-Петербурга.
Одна из первых вещей, которые сделал Петр, он переименовал это место в Шлотбург или Слотбург, хотя русские гораздо раньше дали ему имя Канц, из последней части слова Нюеншанц. У Петра была мания для дарования новых имен на немецком, а не на его родном языке. Судя по образцам его записей, использование его родного языка, как в отношении почерка, так и стиля, не было одним из его сильных сторон. Его автограф часто выглядит так, как будто он был создан под влиянием большого нервного возбуждения. По всей вероятности, постоянные судороги и подергивание его лица и конечностей, о которых рассказывали многие из его современников, имели какое-то отношение к уродливым каракулям, которые он оставил потомкам.»
Может быть, он просто не умел писать по-русски? Или вообще не умел писать?
«Капитуляция Нюеншанца только что была осуществлена, когда шведский адмирал Нуммерс появился в устье Невы с эскадрильей помощи. Совершенно не подозревающий о сдаче крепости, он сигнализировал о своем прибытии, дважды стреляя, и Петр приказал ответить так же. Затем, ночью, Петр из-за острова Гутуевского с флотилией из 30 лодок, окружил и атаковал два шведских корабля, которые подошли ближе, чем остальные. После ожесточенной борьбы он захватил их, убив или ранив почти всех на борту. У русских было только маленькие ружья и ручные гранаты, и все же они победили, несмотря на град выстрелов, вылитого в них, причем не только с двух атакованных кораблей, но и с других, которые находились в отдалении из-за низкой воды. Странно, насколько беспомощны шведские военные корабли, похоже, против русских лодочных команд (морского десанта, по-современному – прим. мое). Говорят, что сам Петр был первым в рядах абордирующих один из кораблей с гранатой в руке.
Было еще несколько битв со шведами, и положение на Неве еще должно было стать абсолютно безопасным после последующего захвата Нарвы и поражения Карла XII в Полтаве, но для всех практических целей это было теперь полностью в возможностях Петра. Он мог продолжить реализацию своих заветных идей о создании европейского города и превращении России в военно-морскую державу.»
Сейчас появляется все больше фактов в доказательство тому, что Петр этот город не строил, а реконструировал. Но официальной информации об этом пока нет, и приходится добывать ее из разных источников. Пусть, возможно, уже подправленных, но все же хранящих в себе крупицы информации, проливающей все больше и больше света на загадочное происхождение Города на Неве. Попробуем эти крупицы распознать.
Начало строительства Санкт-Петербурга
Строительство города, как его описывает лондонский корреспондент газеты «Таймс» Георг Добсон в 1910 году:
«После взятия Ниеншанца Петр Великий, не теряя времени, приступает к выполнению своего проекта по созданию коммерческого города в устье Невы. Сам Ниеншанц был неподходящим для этой цели, находясь слишком далеко по реке, где она делает резкий поворот к югу. Поэтому на военном совете было принято решение выбрать место, ближе к морю. После тщательной разведки выбор Петра упал на то место, где Нева, прежде чем войти в Финский залив, разветвляется на три основных канала, с несколькими незначительными ответвлениями, которые образуют несколько островов разной формы и размеров. На первом из этих островов, очень маленьком, известном по финскому имени «Янни-саари» (Janni-saari) или Заячий остров, Петр начал строительство крепости. Непосредственно за Янни-саари, через узкий водоток, образующий естественный ров в задней части крепости, находился большой остров, называемый на финском языке остров Койву-саари, или остров Берч. Теперь этот остров называется Петербургская сторона. Здесь были построены первые здания Санкт- Петербурга за пределами крепости.»
План города на начало строительства для наглядности еще раз:
Описание строительства Петропавловской крепости и первого дома Петра 1 в Санкт-Петербурге другим зарубежным автором, Евгением Шулером (или же Юджином Скайлером, 1840-1890), американским ученым, писателем, путешественником и дипломатом:
«Из шести бастионов крепости одна была построена под личным руководством самого царя, а остальные пять были переданы в распоряжение Меньшикова, Головина, Зотова, Трубецкого и Кирилла Нарышкина. Эти бастионы сначала были построены из дерева; три года спустя они были реконструированы в камне.
Для этой работы многие плотники и каменщики были отправлены из Новгородского района Новгорода, им помогали солдаты. Тачки не были известны (их еще мало использовали в то время в России), и, в отсутствии лучших приспособлений, люди скоблили землю своими руки, и несли ее на валы на кусках циновок или в своих рубашках. Петр написал Ромодановскому (князь-«кесарь» Фёдор Ю́рьевич Ромода́новский (1640 —1717) — русский государственный деятель, фактически руководивший Русским царством в период отсутствия Петра I в столице. –прим. мое) , прося его отправить на следующее лето по меньшей мере 2000 воров и преступников, предназначенных для Сибири, чтобы делать тяжелую работу под руководством Новгородских плотников. Одновременно со строительством бастионов в крепости была построена церковь, посвященная святому Петру и Павлу. Она была закончена к следующей весне, и хотя была маленькой по рассказам иностранцев, но довольно милой, покрытой внутри желтой штукатуркой, имитирующей мрамор. (Интересно, лопат и тачек не было, а с помощью каких инструментов они штукатурку месили, наносили на стены и потом так полировали, что от мрамора было не отличить? - прим. мое). В ней был перезвон колоколов, настроенный на то, чтобы играть пьесы. Собор с его высоким, тонким шпилем, который сейчас занимает свое место, был построен в 1714, 10-ю годами позже, итальянским архитектором Tрезини. Рядом с православной церковью возникла лютеранская церковь Святой Анны.»
Отступление: «Итальянский» архитектор
Доменико Трезини, или другими словами Андрей Якимович Трезин (1670-1734), архитектор и инженер, итальянец, родившийся в Швейцарии. В копилку «иностранных» гениев, творивших в России и совершенно неизвестных у себя на родине. В Италии этот архитектор не известен. Информация итальянской Википедии о нем умещается в три строчки: что он был швейцарским архитектором и градостроителем. Обучался в Риме, затем был вызван Петром 1 в Санкт-Петербург в 1703г. для разработки общего плана новой столицы Российской империи. Швейцарская Википедия о нем не сообщает вообще ничего. Немецкая Википедия сообщает, что он, вероятно, учился в Риме. И далее, о том, что Петр 1 пригласил его в Санкт-Петербург. О трудовой деятельности до иммиграции в Россию – ни слова. Английская Википидея тоже сообщает, что он, вероятно, учился в Риме. И впоследствии, когда он работал в Дании, то был предложен Петру I, среди других архитекторов, проектировать здания в новой российской столице, Санкт-Петербурге. Кем он работал в Дании и что там проектировал – ни слова. Датская Википедия вообще такого человека не упоминает.
Дома Петра 1
Далее американский писатель описывает первый дом Петра 1 в строящемся городе:
«Прямо за пределами крепости Петр построил для себя небольшую избу, которую он назвал своим дворцом. Она была около 55 футов длиной на 20 шириной (16,8х6,1м), была построена из бревен и покрыта черепицей, и имела только три комнаты, освещенных маленькими окнами, установленными в свинцовых рамах. В уважении к этой его ранней резиденции в Санкт-Петербурге, впоследствии вокруг нее было построено здание, чтобы сохранить ее от погодных условий, и в этом состоянии она по-прежнему остается объектом паломничества для любопытных и набожных.
Рядом с домом Петра располагался больший по размерам дом генерал-губернатора Меньшикова, где принимались иностранные посланники и устраивались развлечения; затем резиденция двора; и за их пределами, на берегах реки, хижины рабочих.»
Домик Петра I в первоначальном виде
Домик Петра I, Санкт-Петербург, современный вид
Георг Добсон объясняет скоромность жилища Петра тем, что тот жил в Московском Кремле и привык к тесным и невысоким комнатам:
«Петр не любил большие и высокие комнаты. Относительно небольшой размер и довольно тесный вид комнат в старом дворце в Москве не испортили его в этом отношении. Даже первый зимний дворец, павильон Монплезир в Петергофе, и другой дом в Кронштадте - все просто избы или лачуги по сравнению с великолепными сооружениями, возведенными его роскошными преемниками. Джеймс Кит, впоследствии известный прусский маршал, который временно находился на русской службе, после смерти Петра, писал о нем: «Он больше любил использовать свои деньги на корабли и полки, чем на роскошные здания, и всегда был доволен своим жилищем, когда он мог видеть свой флот из окна.»
Вид кабинета в Теремном дворце Кремля, фото 19-го века
Вид кабинета в Теремном дворце Кремля, современный вид
Для сравнения, интерьеры Летнего дворца Петра 1 в Санкт-Петербурге:
На мой взгляд, разница разительная. Эта обстановка больше соответствует голландским интерьерам того времени, а не палатам Московского кремля. Сохранился также домик Петра 1 и в Заандаме, небольшом городке в пригороде Амстердама, в котором останавливался Петр 1 во время своей поездки в Европу в 1697-1698гг.:
Домик Петра 1 в Заандаме, Нидерланды
Домик Петра 1 в Заандаме, Нидерланды
Ниша в стене с раскрытыми створками – это, похоже, кровать Петра 1, вернее, спальный шкаф. В Голландии среди бедной части населения и даже среднего сословия было принято спать в шкафах. Во-первых, это экономия площади, такой драгоценной для Голландии в прямом смысле слова, а во-вторых, сохранение тепла на время сна, ведь отапливать помещение ночью в Голландии не принято. Но может ли человек спать в закрытом ящике, если он не привык к этому с детства? И если его к этому не вынуждает какая-то экстремальная ситуация? Есть версия, что Петра 1 подменили во время его путешествия по Европе. Мне видится более логичной версия кандидата философских наук И. Ю. Данилова, что подмена Петра произошла еще до поездки в Европу. И в Европу ехал уже не Петр 1, а подменивший его человек. Скорее всего, голландец по происхождению, и скорее всего родом из Заандама. Именно поэтому он там и остановился, потому что там жили его родственники. И именно поэтому не называл себя российским царем - там его хорошо знали под другим именем. Да и не привык он к роскоши, потому что в ней не вырос. И становится понятной его любовь к лютеранам еще до поездки в Европу – вероятно, он сам к ним относился:
«Здесь стоит обратить внимание, что нынешний царь Петр - принц превосходного хорошего юмора и великий любитель лютеран, которых он снабдил всеми каменными материалами, которые были использованы в строительстве их новой церкви, и дал им разрешение, без одобрения Патриарха, украсить свою церковь шпилем.» Адам Бранд «Журнал Посольства от их величеств Ивана и Петра Алексеевичей, 1698г.»
Так описывает американец Шулер второе жилище Петра в Санкт-Петербурге:
«Вкус Петра в архитектуре не был хорошим. Ему нравились маленькие и низкие комнаты. Просторная и высокая квартира смутила его, и когда, строя свой Зимний дворец, чтобы сравняться с другими домами в ряду, он счел необходимым сделать этажи немного выше, чем он привык, но в тех комнатах, в которые он предполагал заселиться, сделали двойной поток, чтобы уменьшить их высоту.
Ни его зимний, ни его летние дворцы не были прекрасными зданиями. Зимний дворец, который был построен из кирпича, был всего около 250 футов в ширину (76м). Был соединен с одной стороны с частным домом, и ничем не отличался от других домов на набережной, кроме входа, украшенного пилястрами и увенчанного морской короной, и двух крыльев здания, которые не имели никакого отношения к главному фасаду. Летний дворец в Санкт-Петербурге состоял из трех отдельных и несимметричных зданий, построенных в разное время, которые не имели никакого отношения друг к другу и находились под неправильными углами. Загородные дворцы были не лучше»
Противостояние шведам
Более, чем строительство города, Петра волновало строительство флота, а главное - шведы не оставляли своих попыток вернуть утраченную территорию:
«Работы по основанию Санкт-Петербурга велись почти под глазами и пушками шведов, которые угрожали все время вторжением по суше и по морю. Шведская эскадра из 9-и военных кораблей все лето 1703г. простояла на якоре у устья Невы. Шведы, похоже, проявили большую нерешительность на этом этапе. Когда они перешли в наступление, чуть позже позиция Петра на Неве была слишком сильной для них. Их ошибкой было не принять работу Петра всерьез. В Стокгольме было много шуток на эту тему. Например, критики или сатирики предлагали, чтобы царь назвал свой новый город не Петрополисом, после себя, а Леперополисом (прокаженным городом – прим. мое). О названии острова (Заячий остров), на котором было начато строительство крепости - злобно намекали на первую битву при Нарве, когда русские, как сообщается, бежали в панике, как зайцы. Некоторые из членов Государственного совета Швеции предсказывали, что он скоро будет уничтожен наводнениями. Когда Чарльз XII получил первые изПубликациия об его основании, он просто сказал: « Пусть царь утомляет себя бесполезной работой по созданию новых городов; мы оставим себе славу их взятия»
Но Петр, не обращая внимания на злые языки, продолжал укреплять подступы к городу:
«Несмотря на болезни и смертность среди мужчин, несмотря на наводнения, которые даже в первый год покрывали почти все место и топили тех, кто был слишком болен, чтобы спасаться, работа продолжалась. Но в период становления Санкт-Петербург постоянно подвергался опасности со стороны шведов, как на море, так и на суше. В 1703 году ему угрожал со стороны Финляндии генерал Кронхьорт, а вице-адмирал Нуммерс с девятью кораблями стоял на якоре все лето недалеко от устья Невы. Кронхьорт был отброшен, и Петр посвятил все свое внимание тому, чтобы спустить на воду корабли, которые он строил на реке Свирь, между Ладожским и Онежским озером. Он сам отправился туда, и долгое время лично руководил их строительством. Наконец, после большой опасности от опасной навигации по Ладожскому озеру ему удалось получить фрегат «Стандарт» и несколько транспортных судов в Неву."
Копия фрегата «Штандарт», построенная в 1999г. негосударственной некоммерческой организацией «Проект Штандарт» под руководством корабельного мастера Владимира Мартуся.
Строительство крепости Кроншлот
«Когда наступила холодная погода, Нуммерс ушел со своим флотом в финский порт, а Петр на своей яхте, в сопровождении галиота, вышел в морской залив для исследования.
Несмотря на плавающий лед, он дошел до острова Котлин, и сам измерил глубину протока. С северной стороны острова, который находился примерно в 18-и милях от устья Невы, было настолько мелко, и навигация была так затруднена, что с этой стороны не стоило ожидать опасности. Но для того, чтобы защищать проход с южной стороны, он решил укрепить остров с той стороны, в которой сейчас расположен город и крепость Кронштадт. И на расстоянии пушечного выстрела с берега начал строительство форта прямо в воде, с большим трудом сооружая подводное основание. Форт был завершен в эту же зиму и получил название Кроншлот. Головин написал Матвееву в Лондон, о создании Кроншлота и, сильно преувеличивая российские военно-морские силы, сказал, что царь в очень короткое время может вПубликации в Балтийское море 20 кораблей и фрегатов, 78 полных галер и 100 бригантин. Это должно было заманить торговые суда в Санкт-Петербург»
Описание строительства форта из другого источника:
«Кроншлот, морской форт, первая крепость Кронштадтской крепости. Он был основан зимой 1703-04 года на мелководье в Финском заливе, к югу от острова Котлин, по проекту царя Петра Великого. Он был построен солдатами под руководством А. Д. Меньшикова. Трехэтажная башня со шпилем, в виде десятигранника с наибольшей шириной в 29 метров, и длинной одной стороны 9 метров, из необработанного кирпича в деревянном каркасе, поставленная на ряжевой фундамент (для этого делали ряжи – деревянные срубы, которые наполняли камнем и опускали под лед). Башня была вооружена 14 орудиями. 7 мая 1704 года (18 мая, по новому стилю) был поднят флаг крепости; этот день считается днем основания Кронштадта. Летом 1704 и 1705 годов Кроншлот уже участвовал в битвах против шведских военно-морских сил. В 1716-1722гг. форт был перестроен в виде укрепленной стены с бастионами, основание острова было расширено и построена внутренняя гавань.»
Так выглядят ряжи, наполненные булыжником:
Техника сооружения такого рода оснований не была нова. Ее использовали для укрепления берегов рек или возведения причалов и мостов еще, вроде как, в античные времена. Описание устройства такого фундамента на льду:
«Стройка на льду у места установки. Зима является наиболее удобным временем для устройства подводных ряжевых фундаментов в тех районах, где вода замерзает и образуется прочный ледяной покров, способный выдержать весь необходимый для подобных работ груз. В месте, предназначенном для ряжа, во льду делают прорубь, несколько превосходящую по размерам основание будущей конструкции. Через прорубь перебрасывают ряд брёвен, на которых производят сборку дна и 4—5 нижних венцов сруба. После этого поддерживающие брёвна убирают и продолжают сборку ряжа на воде. По мере сборки ряж загружают камнями, погружая его в воду настолько, чтобы было удобно работать плотникам. Крен ряжа в ту или другую сторону исправляют с помощью привязанных к нему канатов. Погрузку камня зимой следует производить как можно быстрее, не допуская образования льда внутри ряжа. Когда сруб доведен до проектной высоты, производят окончательную загрузку его камнем, при этом ряж принимает окончательную осадку.»
И все-таки, несмотря на, казалось бы, вполне реальное описание строительства такого основания, существующих аналогов в мире, относящихся к тому времени, практически нет. Форт был построен за одну зиму. И не на острове, а на мелководье, т.е. посреди моря, другими словами, в 30км от берега. Есть индийский форт Murud-Janjira, но он расположен на побережье, на скальном основании. Французский форт Лувуа. Но он был построен на отмели, недалеко от берега, строился во время отлива, т.е. на твердом основании, сами строители ходили, и материалы для строительства подвозили посуху. И, думаю, известный многим по телеигре французский форт Бойяр. Идея построить его возникла еще в 1666 г. Однако легендарный инженер-фортификатор Себастьян Ле Претр де Вобан, которому Людовик XIV предложил возглавить строительство, отказался, возразив королю: «Сир, легче ухватиться за луну зубами, чем построить крепость в таком месте». И начали строить форт только в 1801 году, а закончили в 1857. Т.е. строили его 56 лет. А тут за одну зиму, установили и фундамент, и крепость, и при этом голыми руками, что называется, если верить автору, утверждающему, что ни лопат, ни тачек у строителей Санкт-Петербурга не было. Да если бы и были, посреди моря они все равно оказались бы бесполезны.
Так выглядела крепость Кроншлот в 1750г.:
Надпись на картинке в центре: «План крепости Кроншот в финском морском заливе в сочетании с планами самых известных крепостей того же залива. Из русских и шведских источников, предоставленных Коменном Ербеном, 1750г.» Аналога этому флагу мне найти не удалось. Видимо, это был флаг именно этой крепости. Он похож на Андреевский флаг, но все же отличается от него дополнительной вертикальной полосой. В левом верхнем углу написано: «Финская морская бухта от Кронштадта до Санкт-Петербурга», в правом верхнем углу: «Кронштадт на острове Ребусарри находится в 9 немецких милях западнее Санкт-Петербурга. "Ребу" – по-фински означает "лиса", а "сарри" – "остров". По-русски он называется остров Котлин. Финны называли его "лисьим", видимо, из-за его формы – в виде лисьего хвоста. Крепость Кроншлот на карте Кронштадта:
Ее современный вид:
Намного позже, уже в 1838-1845гг. был построен еще один форт, также на искусственном острове – форт «Император Александр I». Реальность его строительства в указанное время тоже у многих вызывает сомнения.
форт "Император Александр I"
Строительство Ладожского канала
Строительство крепости было не единственным дополнением к строительству города, необходимо было еще и строительство канала, тобы облегчить единственный в то время способ связи города на Неве с материком:
«Работа по строительству кораблей продолжалась в течение всего 1704 года, но только поздней осенью дополнительные корабли смогли добраться до Невы. Северные ветры и штормы на Ладожском озере очень затруднили пересечение озера и ставили корабли в постоянную опасность прибивания к берегу южного побережья. Эти трудности, с которыми Петр несколько раз столкнулся лично, заставили его обосновать Адмиралтейство в Санкт-Петербурге, а также впоследствии начать строительство канала вокруг южной оконечности Ладожского озера, которое теперь является одним из соединяющих воды Волхова и Невы. Атаки Де-Проя против Кроншлота и Майделя против Санкт-Петербурга в 1704 году были легко отбиты, как и попытка Майделя поразить Кроншлот зимой, пройдя по льду. Но в 1705 году шведский флот под командованием адмирала Анкерштерна совершил гораздо более серьезную попытку. Русские попытались защитить свой небольшой флот, воткнув колья в протоке между Кроншлотом и островом Котлин и связав их вместе. Эти высокие колья и столбы шведы приняли за мачты многочисленного флота и стали более осторожными. Они держались на таком расстоянии, что их бомбардировка была неэффективной, и две их попытки высадиться на острове были отражены. После очередной тщетной попытки шведский флот отошел. Майдель, занимавший позицию на северном берегу Невы и иногда на некоторых дальних островах, оказался безуспешным как в попытке захвата Петербурга, так и Шлюссельбурга. После этого шведы больше не беспокоили Санкт-Петербург до 1708 года»
Карта канала Императора Петра Великого (Староладожского канала) (1741—1742) Годы строительства -1719-1730
И еще одна карта, на которой показана дорога вдоль канала, видимо, предполагаемая к строительству:
Фрагмент плана Петербурга Рейнера Оттенса, 1734 г.
Стратегическое значение Петропавловской крепости
Как только Кроншлот был построен, Петропавловская крепость утратила свое оборонительное значение. Т.е. фактически уже в 1704 году, не успев начаться строиться, крепость стала не нужна. Шулер считал, что и весь город был построен напрасно:
«Строительство Санкт-Петербурга кажется почти чудаковатым. Так как оно стало страстью Петра, и никаких препятствий не было достаточно, чтобы не допустить его к осуществлению своих планов; но это было не что иное, как очень дорогостоящая и почти бесполезная игрушка. Крепость, на которую столько денег и столько жизней было потрачено, сейчас не защищала ничего. Ее орудия никогда не могли достичь врага, если только город не был ранее взят. Теперь она охраняет только монетный двор и собор, в котором хранятся имперские гробницы. Сначала некоторые из ее казематов были предоставлены в распоряжение торговцев для хранения вина и других товаров; и один из первых политических заключенных, которые здесь были заключены в тюрьму, и был доведен до смерти таким образом, который всегда оставался тайной, был собственный сын Петра I, Алексей. Во время правления преемников Петра, стены Петропавловской крепости использовались в качестве подходящего фона для огней и иллюминаций, а ее казематы - для приема политических заключенных. Стратегически необходимо было защитить устье Невы, но это было сделано Кронштадтом. Тем не менее, эта бесполезная крепость была полностью реконструирована из более твердых материалов примерно через 6 или 7 лет. Ее валы и шесть бастионов были сначала построены из дерева и земли, которые впоследствии были заменены каменными облицовками и кладкой.
Невские ворота Петропавловской крепости, Бенжамен Патерсен, 1799г
"Коммерчески, Санкт-Петербург имел важное значение как морской порт, но вскоре завоевание Реваля (Таллинна) и Риги дало России новые и лучшие порты, а высокая стоимость жизни в Санкт-Петербурге увеличила нагрузку на торговлю, которая почти сравняла преимущества. Рига была почти на таком же расстоянии от Москвы, как и Санкт-Петербург, и туда была построена хорошая прямая дорога, торговля быстро пошла бы этим путем. Но это не было сделано, и длинный окольный путь неизбежно направил торговлю в Санкт-Петербург. В настоящее время, с железными дорогами до Риги, Реваля и других пунктов Балтики, торговля Санкт-Петербурга соизмеримо с другими местами снижается. Поступления от пошлин на иностранные товары в Москве столь же велики, как и в Санкт-Петербурге. Торговля Риги, Реваля, Либау и Балтийского порта постоянно растет, а Кенигсберг и другие прусские порты получают все большее количество российских торговых предложений"
Трудности строительства Санкт-Петербурга
Несмотря на свою бесполезность в глазах европейцев, Санкт-Петербург продолжал строиться, и с большими усилиями и большими потерями. Из описания Георга Добсона:
«В Санкт-Петербурге добровольцев не было найдено ни на работу, ни на жительство. Поэтому Петру пришлось бороться с оппозицией своего народа, а также с естественными трудностями. Такое положение вещей продвигало строительство слишком медленно для этого страстного реформатора, и вскоре он решил прибегнуть к самым решительным мерам принуждения. Соответственно, в 1710 году он приказал провинциям посылать в Санкт-Петербург по 40 000 рабочих каждый год в течение 3-х лет. И в целях привлечения каменщиков он далее указал, что в любой части Российской империи за пределами Санкт-Петербурга не должно быть построено никаких каменных зданий под угрозой изгнания в Сибирь и конфискации имущества. Неудивительно, что после этого внутренняя Россия по-прежнему строилась из дерева.
Все чиновники, дворяне и землевладельцы, имеющие не менее тридцати семей крестьянских крепостных, должны были поселиться в Санкт-Петербурге и построить себе дома из дерева или камня, по их средствам. Один из указа Петра от 26 мая 1712 года гласит следующее: «1. Одна тысяча лучших семей дворянства обязаны строить дома из брусьев, с дранкой и штукатуркой, в старом английском стиле, вдоль берега Невы от императорского дворца до точки, противоположной Ниеншанц. 2. Пятьсот самых известных купеческих семей и пятьсот торговцев, менее выдающихся, должны строить для себя деревянные дома на другой стороне реки, напротив домов дворянства, пока правительство не сможет предоставить им каменные дома и магазины. 3. Две тысячи ремесленников всех видов художников, портных, столяров, кузнецов и т. д. должны поселиться на одной стороне реки, вплоть до Ниеншанца. При помощи этого деспотизма молодой город Петра был создан в невероятно короткий промежуток времени. Однако его долговечность была не очень велика. Очень немногие из его строений остались стоять среди огромных груд кирпича и камня, а также деревянных домов, которые составляют сегодняшний Петербург.»
Из описания Евгения Шулера:
«Чтобы обеспечить строительными материалами строительство общественных зданий, каждая лодка и каждая тележка, приходящая в город, должны были привозить с собой определенное количество крупных камней. «Рабочие и колонисты были отправлены туда из всех частей империи. В ноябре 1713 года было приказано отправить 34 000 человек в течение следующего года. Таким образом, город быстро рос, и нам сказали, что в апреле 1714 года было 34 550 зданий больших и малых, а в 1718 году еще на 10 000 больше»
Т.е. в первые 10 лет каждый год строилось примерно по 3500 зданий, или более 9-и зданий каждый день. В течение последующих 4 лет – по 2500 зданий каждый год или около 7-и каждый день. Или цифры, передаваемые европейским и американским корреспондентам, были очень и очень завышены. Но к 1884 году, как сообщает Евгений Шулер, из зданий времен Петра 1 в Петербурге осталось лишь несколько. Все остальные здания были построены его преемниками:
«Единственными видными зданиями времени Петра все еще остались части университета и соседний дворец Меньшикова, теперь превращенный в школу курсантов.»
В настоящее время называется 6 сохранившихся объектов времен Перта 1 в самом городе: летний дворец Петра, Дворец Меншикова, Кикины палаты, Петропавловские ворота Петропавловской крепости, Церковь Благовещенья Пресвятой Богородицы Свято-Троицкого Александро-Невского монастыря, Здание Кунсткамеры, Здание двенадцати коллегий.
И 5 объектов за городом: Дворец Меншикова, Константиновский дворец (Большой Стрельнинский дворец), и в Петергофе: Большой дворец (центральная часть), Монплезир, Марли, Эрмитаж.
Если учитывать, что приходилось также восстанавливать или ремонтировать здания после частых наводнений, то интенсивность строительства должна была быть еще выше. И это всё, возможно, без тачек и лопат… Возможно, были еще и пожары, но самый большой из первых упоминаемых произошел в Петербурге в 1737 году, т.е. через 12 лет после смерти Перта 1. Описание пожарного дела в Санкт-Петербурге при Петре 1:
«В «Описании» Петербурга 1717 года дана яркая картина того, как производилось в городе тушение. «Удивительно, - пишет автор, - что хотя город построен из дерева, тем не менее редко сгорает больше двух домов, как бы плотно они не стояли друг к другу, ибо для предохранения от огня принимаются такие хорошие меры предосторожности, что можно не опасаться больших убытков». Эти меры заключались прежде всего в том, что на башнях днем и ночью выставлялась стража, которая в случае обнаружения пожара «ударяла на особый манер в колокол», этому звону вторили на других колокольнях и тотчас в городе поднималась пожарная тревога. «Как только это случится, уже видно, как со всех сторон спешат несколько сот плотников с топорами в руках. Они бегут так быстро, будто у них головы горят, ибо они, так же как солдаты, суровыми наказаниями приучены быть под рукой мгновенно». Из того же «Описания» известно, что когда Петр I находился в городе, то «бывал обычно на пожаре первым». Его царское величество был обычно «среди рабочих и там, где имеется наибольшая необходимость, он вскарабкивается с топором в руке на дома, наполовину обгоревшие, и действует сам, от чего присутствующие приходят в ужас». Если же Петра в городе не было, руководство тушением пожара брали на себя либо генерал–губернатор Петербурга, князь, комендант Петропавловкой крепости или другие старшие офицеры. Сам процесс тушения сводился к тому, что «ближайшие дома по обе стороны от уже горящего дома организованно ломаются, и так как тем временем к тушению присоединяются большие пожарные трубы, то с необычайной быстротой не только справляются с огнем, но и уже горящие здания частенько спасаются наполовину».
Этот же источник сообщает о том, что к 1725 году в городе проживало 40 тыс. человек. Не знаю, откуда они взяли эту цифру, но она явно не совпадает с количеством домов из зарубежных источников. Ведь получалось, что в каждом доме максимум жил лишь один человек. А некоторые дома стояли вообще пустые? Или в эту цифру не вошли строители города? Мне довелось принимать участие в строительстве атомной электростанции. Для ее строительства сначала был построен город, в котором проживало как раз 40 тыс. человек. Конечно, не все из них были строителями, но большинство. Пенсионеров тогда в городе еще не было, детей было мало, неработающих взрослых не было совсем, задействованных в обслуживании – минимальный процент. Атомная станция строилась таким количеством населения при помощи всей самой современной на тот момент техники в течение 10 лет. Но строителей в Петербурге, возможно, было больше. За границей имелась информация, что только погибших при строительстве было 200 000 человек:
«Частые наводнения, плохой климат и болотистая почва, все это вызвало болезни, а смертность среди рабочих, занятых в строительстве города, была ужасной. В 1717 году князь Алексий Черкасский предложил царю, что работа по контракту была бы лучше, чем принудительный труд. Он сказал, что тысяча рабочих в год, а иногда и больше, либо умерла, либо убегала, а еще многие были прикованы к постели болезнью. Эти цифры, возможно, были меньше реальных, но даже учитывая холод, сырость и дизентерию, невозможно поверить утверждению, ходящему за границей скоро после этого, что 200 000 человек погибли при строительстве города, что должно было составить по 10 000 в год в течение 20 лет. В то же время мы должны помнить, что даже сейчас Санкт-Петербург - смертоносный город, и один из немногих в мире, где смертность всегда превышает рождаемость. Он поддерживается только иммигрантами из страны».
Однако, Петр называл Санкт-Петербург "раем", и через 10 лет, к 1714 году, город был уже построен настолько, что можно было подумать о том, чтобы назначить его столицей и переПубликации в него правительство:
«Петербург был зеницей ока Петра. Это был его «рай», как он часто называет его в своих письмах. Это всегда было препятствием, а иногда и единственным препятствием на пути к миру. Петр был готов отказаться от всего, что он завоевал в Ливонии и Эстонии, и даже в Нарве, но он бы ни за что не уступил устье Невы. Но, несмотря на то, что позиция Санкт-Петербурга укрепилась настолько, что он стал иметь определенное значение, как торговый порт и крепость, управляющая устьем Невы, он продолжал оставаться деревней. Стены крепости были, наконец, выложены камнем, но дома были построены в лучшем случае из бревен, и в течение многих лет, несмотря на болотистую почву, улицы остались не мощеными. Если судьба бы вынудила уступить город, немногие бы сожалели об этом. Постепенно Петру пришла идея сделать его столицей. В 1714 году сенат был доставлен туда из Москвы, но войны и иностранные предприятия занимали внимание царя, и только в 1718 году были полностью перемещены туда коллегии или кабинет министров, и Санкт-Петербург стал столицей империи»
Таким предстает Санкт-Петербург через 12 лет после начала его строительства на гравюрах того времени:
Летний дворец Петра I и Летний сад в Санкт-Петербурге, А. Зубов, 1716
Екатерингофский дворец сначала в деревянном варианте был основан в 1711 году. Так он выглядит на гравюре Зубова 5 лет спустя. Деревья нарисованы довольно большими. Но, может, их сажали уже взрослыми?
Вид на Екатерингоф, А. Зубов,1716.
Троицкая площадь на Городском острове, П. Пикарт
Не надо забывать еще и том, что кроме города, строился еще и флот. И тоже довольно быстрыми темпами.
Остров Котлин и русский флот. С гравюры П. Пикарта, 1716 года
Большое подспорье в строительстве – это транспортное сообщение. У Санкт-Петербурга в этом плане было все очень сложно. Со стороны суши до 1709г. город с материком связывала только река Нева с ее опасными Ивановскими порогами. В 1709 г. начала функционировать Вышневолоцкая водная система - водный путь, связавший реку Тверцу, приток Волги, с Балтийским морем. Этот путь открыл возможность снабжать Санкт-Петербург продовольствием и другими товарами, поставляемыми из центральной России. И только в 1712 году началось строительство сухопутной дороги, соединяющий Санкт-Петербург с Москвой. Т.е. фактически, уже после того, как город был построен до такой степени, чтобы получить статус столицы Российского государства. Со стороны же моря город имел выход только на вражеские территории. Что вызывало лишь дополнительные траты и времени, и денег, и главное, людских жизней. Так как приходилось строить укрепления и постоянно защищать подступы к строящемуся городу. Поэтому дома в городе строились из дерева и раскрашивались под кирпич:
«К этому времени в Санкт-Петербурге велось деревянное строительство. Архитекторы города не могли выполнить каменную застройку города по объективным причинам: этому препятствовала трудоёмкость и низкие теплотехнические свойства материала. Кроме того, подвозка строительных материалов в город была отдельной непростой задачей. Особенностью строительства города было проектирование и строительство деревянных зданий, покрашенных под камень. Одно такое здание было сохранено в первозданном виде в виде музея основателя города.» Бунин М. С. «Мосты Ленинграда»
Для того, чтобы покрасить бревна под кирпич, их сначала обтесывали. Т.е. это дополнительная трата времени и сил, хотя выглядит эстетичней. Но ведь Петр 1, как утверждают, менее всего думал об эстетике. И где брали краску в таких количествах, чтобы окрасить все здания в городе? Краска, а особенно цветовой пигмент – тоже вещь не дешевая. Или эту версию придумали позже, чтобы оправдать наличие большого количества строений, выглядевших вполне каменными, на первых изображениях Санкт-Петербурга?
Генеральный план Санкт-Петербурга
Как это ни странно и ни парадоксально, но считается, что при строительстве Санкт-Петербурга не было какого-то первоначального плана застройки города, и он строился стихийно.
«Было бы сравнительно легко превратить Санкт-Петербург в красивый и регулярный город, но нынешнее расположение города - оставляя без внимания украшения, сделанные последующими монархами – обязан частично случайностям и частично постоянным изменениям Петром своих планов. Сначала материк был предназначен только для Адмиралтейства и для использования морского флота. Все дворянство и даже купечество было вынуждено строить свои резиденции в окрестностях крепости, возле небольшого дома, который Петр первым построил для себя. Здесь также до 1720 года были размещены все правительственные здания. Потом Петру пришла идея, что торговля процветала бы лучше, если бы все коммерческие учреждения были размещены в Кронштадте; поэтому каждой провинции было приказано выставить на этом острове большие каменные здания для приема товаров - здания, многие из которых никогда не использовались, и которые быстро пришли в упадок, потому что сразу за этим последовал проект по размещению города выше по течению реки, где более возвышенная земля защитит его от наводнений. Наконец Петр решил размещать центр на Васильевском острове. Здесь, на голландский манер, был устроен регулярный город с каналами по всем улицам. Но опасность затопления на этом низком грунте, трудности осенью и весной, когда плавающий лед в реке отрезал этот остров от всякой связи с материком, не смогли повлиять на решение царя, и снова дворяне были вынуждены построить на этом острове большие и дорогие дома, пропорциональные размерам их поместья. Со времен Петра модный квартал и правительственные ведомства были переведены на материк, но Васильевский остров по-прежнему остается центром торговли. Каналы на острове и многие на материке были засыпаны; но их местонахождение можно узнать любопытным обозначением сторон улиц как «линий».
Только в 1712 году вышел указ о составлении плана, но не всего города, а только Московской стороны (позже названной Литейной частью), района на левом берегу Невы, в котором началось расселение царской семьи и приближённых, прибывших из Москвы. Первый генеральный план Санкт-Петербурга появился в 1716г. Сделан он был Доменико Трезини (тем самым «итальянским» архитектором, которого Петр 1 и пригласил специально для этой цели еще в 1703 году):
Генеральный план 1716—1717 годов, Доменико Трезини, 1716
Петр 1 решил организовать конкурс и поручил сделать второй генеральный план Жану Батисту Леблону. Но его план оказался менее удачным, чем план Трезини и был отклонен.
Генеральный план 1717 года, предложенный Жаном Леблоном
Существует еще один генеральный план развития Санкт-Петербурга, изготовленный в Париже французским картографом Николасом де Фером:
План нового города Петербурга (Plan de la nouvelle ville de Petersbourg), Николас де Фер, 1717г.
Надпись на плане:
«Петербург - новый город в Финском заливе Балтийского моря в устье Невы в начале этого века установленный Петром Алексеевичем, царем и великим князем Московии. Считается, что идея этого принца состоит в том, чтобы сделать этот город столицей его государства и местом своего постоянного проживания, а также своим любимым городом. Он обеспечил доступ к городу, как по воде, так и по суше, и для этого он проложил дороги, вырубив просеки в лесах, построил дома вдоль дорог на Москву, Вероницу, Киев, Смоленск. Так как эти дороги прямые, они сокращают примерно пятую часть пути. Вдоль дорог имеются столбы, на которых отмечается расстояние от мест в окрестности. И поскольку он хочет сделать этот город очень состоятельным благодаря торговле, он не жалеет денег. И не только московиты поселились там, но и большое количество иностранцев, которые находят там свой порт, красивый и удобный, красивые и прямые улицы, пересеченные каналами, украшенными причалами, домами, хорошо построенными из камня и кирпича, населенными всякого рода ремесленниками. Соединение рек Свирь и Шексна даст связь с Волгой, и через Волгу с Доном или Танаисом, создаст для Петербурга возможность общаться со всеми народами мира. Также царь работает над сообщением Петербурга с Архангельском, через водную систему Онежского, Ладожского озер, рек Свирь и Невы.»
Тут, видимо, имеется в виду обводной Ладожский канал, строительство которого было завершено в 1730 г. Сам французский картограф в Петербурге не был и рисовал своей план по рисункам, предоставленным ему Петром 1. Мы видим, что планировка Васильевского острова на его плане совпадает с планировкой, предложенной Трезини. Возможно, он ее просто перерисовал, а возможно, Васильеский остров уже был застроен к тому времени, как это утверждают Георг Добсон с Евгением Шулером? Но тогда совершенно невозможным было бы предложение Леблона полностью снести существующую застройку города? Или только та часть, которая на его плане совпадает с другими планами, и была застроена на момент 1717 года? Мнение эксперта:
Формально предложенная форма эллипса плохо сочеталась с уже сложившимися реалиями — существовавшими на тот момент частями города. Так за пределы эллипса вышли Троицкая площадь, часть Адмиралтейской стороны и даже Летний сад. Реализация этого плана потребовала бы сноса или основательной перестройки уже созданных частей города. (И. И. Лисаевич. "Доменико Трезини")
Возможно, на этой карте Санкт-Петербурга показана реальная застройка на момент 1725г:
План Санкт-Петербурга, 1725г.
Не похоже, что на Васильевском острове вообще присутствовали какие-то каналы, как это было описано выше. Или они были уже засыпаны к тому времени.